Российское общество переживает негативные последствия духовно-нравственного кризиса рубежа ХХ–ХХI веков. Одним из его последствий выступает кризис патриотизма. Официальная власть, представители общественных организаций, специалисты-обществоведы признают наличие этого кризиса и рассматривают пути и способы борьбы с явлением. При этом не следует преуменьшать значение собственно философского осмысления и обоснования феномена патриотизма и необходимости его формирования. В этой связи возрастает роль философских концепций, позволяющих без серьёзных противоречий утверждать ценность патриотизма для современного многонационального и многоконфессионального российского общества.

Марксистская философия, долгое время служившая основой для формирования идеологии в нашей стране, в значительной степени утратила актуальность. Кроме того, последовательное обоснование патриотизма в контексте данной философской доктринызатруднительно, поскольку в ней содержится очень мощный интернациональный и классовый заряд. В последнее время всё большее число исследователей обращается к самобытной русской философии, в частности к философии славянофилов. Этот шаг, вне сомнения, оправдан, однако при обосновании патриотизма философские построения славянофилов также создают определённые противоречия, поскольку корни их достаточно чётко конфессионально и этнически ориентированы, что в реалиях современной России служит основанием для дополнительных трудностей.

Неплохой ресурс для обоснования патриотической идеи даёт евразийская концепция в той её собственно философской части, которая была сформулирована представителем значимого направления в истории русской философии, называемого философией всеединства, – Львом Платоновичем Карсавиным. Исходя из принципов всеединства, мыслитель постулирует в качестве идеала и модели развития всеединого человечества личность Иисуса Христа. «Мы признаём единственным центральным моментом исторического развития Боговоплощение», – утверждает Карсавин. Однако связь Иисуса со всеми другими человеческими личностями также имеет несомненное значение, ибо все люди – «братья Христу». «Во всяком другом человеке Христос должен индивидуализироваться по-иному, потому что другой человек – иная личность, иной (по возможности свой) момент Всеединого Христа». Отсюда – история понимается Карсавиным преимущественно как «эмпирическое становление и погибание (раз Христос умер) земной Христовой Церкви».В этом тезисе мыслитель также сближается с построениями других представителей философии всеединства, таких как В.С. Соловьёв (её идейный основатель), Е.Н. Трубецкой, С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский.

Исторические условия рубежа ХIХ–ХХ веков, масштабные социальные катастрофы первой четверти ХХ века, в которые была втянута наша страна, актуализировали в очередной раз проблему культурно-цивилизационного выбора России, по сути – проблему «Запад – Восток». Пожалуй, одним из последних оригинальных вариантов решения проблемы «Запад – Восток» в философском контексте представляется историософия евразийства. У истоков евразийства стояли Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, П.П. Сувчинский, Г.В. Флоровский. Последний достаточно быстро покинул ряды приверженцев движения и стал суровым критиком его доктрины. В разработке евра­зийской идеологии принимали творческое участие Н.Н. Алексеев, Г.В. Вернадский и др. Что особенно для нас важно, в качестве идеолога в движении принимал участие Л.П. Карсавин.

Присоединение Карсавина к евразийскому движению, конечно, не было обусловлено исключительно случайными обстоятельствами. Особенности личности мыслителя теснейшим образом связаны с его философией и его судьбой. Следует заметить, что Карсавин первоначально был в числе скептически настроенных по отношению к евразийской концепции авторов. В рецензии 1923 года на первые сборники евразийцев мыслитель указывает на несомненную слабость философского обоснования выдвигаемых идей. Впрочем, следует обратить внимание на отсутствие существенной критики самого содержания евразийской концепции. Позднейшее присоединение Л.П. Карсавина к движению в качестве его теоретика «нисколько не удивительно». Значимо для нас фиксируемое в данном случае обратное влияние обосновываемых положений на философию мыслителя. Именно в евразийский период его творчества раскрывается концепция симфонической личности, формирующаяся на стыке интуиций Кузанского с «духом Шпенглера», предполагающего рассмотрение «каждой культуры или народа как особой личности». Следует согласиться с исследователями, утверждающими логичность и непротиворечивость увлечения мыслителя евразийством.

Увлечение Карсавина евразийством было весьма кратковременным. Он начал вести семинары в Париже с 1926 года, а в 1929-м отходит от движения. В своей статье «Европа и Россия (Наброски евразийской идеологии)», опубликованной в Литве в 1929 году, мыслитель даёт, пожалуй, последний вариант своего видения евразийского учения. Положения, высказанные в статьях евразийского периода, в целом повторяли либо развивали уже выдвинутые философом тезисы. В очерке «Восток, Запад и русская идея», опубликованном в 1922 году, мыслитель сформулировал тезис, лежащий в основе евразийской историософской концепции: «Христианская культура утверждает абсолютную ценность личности, всякой личности – индивидуума, народа, человечества и всех её проявлений – нравственности, права, науки, искусства»; в той мере, в которой абсолютное осуществляется в конкретном, – уточняет мыслитель. В контексте данного положения формируется положение мыслителя о ценности, самодостаточности и самобытности русской культуры. «Россия наконец поняла, что является отдельным миром со своей культурой, отличной как от европейской, так и от азиатской, хотя и весьма родственной последней», – заявляет мыслитель. При этом он указывает: «Мы, защищая перед Европой и русской Европой оригинальность России, не выделяем её из человечества». Таким образом, в представлении о соотношении отечественной и мировой истории реализуется основополагающий принцип философии Л.П. Карсавина – принцип всеединства.

Мыслитель принимал и обо­сновывал основной тезис евра­зийцев о России – Евразии. «Действительно, Россия – Евраз­ия, – писал он, – но единство Евразии не исчерпывается общими географическими и этнологическими условиями». Общим является и экономический мир. Евразия отрезана от Океана и должна обрести «океан в себе», – считал философ. История евразийской цивилизации рассматривается им как единый процесс. Культурное влияние на евразийские народы, по мнению философа, оказали Византия и монголо-татары. Л.П. Карсавин обращал специальное внимание на духовное единство евразийских народов. Даже татары, по его мнению, чувствовали, что все народы Евразии в глубине своего сердца носили общую религиозную идею и общее понимание культуры, обусловленное религией. «Русская ортодоксия была наиболее законченной и единственно действительной формой этой религии, а все остальные были лишь переходными формами», – указывал мыслитель. В этой политике «Московия» противостояла влиянию Запада и в сущности воссоздавала единую евразийскую государственность – «pax rossica».

В воззрениях мыслителя о специфике русской культуры большое значение имеет концепция симфонической личности. «Для нас Россия – Евразия не случайный продукт взаимной борьбы между нациями, социальными группами, индивиду­умами, а живое, органически раскрывающееся целое. Как же может оно не обладать единой волей и единым миросозерцанием, не отвлечённо единым, не лично, а соборно-единым? Отрицать это – значит отрицать истину…», – утверждал мыслитель. Культура, таким образом, – личное иерархическое многоединство. Однако в силу принципа совпадения противоположностей часть должна проявлять через себя черты целого. «Так, евра­зийская русская культура может обладать личным бытием своего субъекта только потому, что она своеобразно осуществляет человечество, «сама осуществляется в ряде своеобразных личностей или наций».

«Проблема «Россия – Европа» через проблему «Россия – Азия» расширяется в идею России – Евразии как особого культурного мира и особого континента. А в связи с этим само национальное сознание получает новый смысл, уже не позволяющий сопоставлять это сознание с ограниченным и местным национализмом Европы». Данный тезис увязывается с проблемой осмысления «небывалого революционного процесса» и «ставит проблему новой России как её общечеловеческую историческую миссию». Именно оценки революции и социалистических преобразований мыслителем вызывали и вызывают наибольшее количество критических отзывов, но данная сторона его творческого наследия – тема для отдельного разговора.

В целом анализ выражения проблемы «Запад – Восток» в философии Карсавина показывает, что, несмотря на особенности его системы, рассмотрение основных аспектов обозначенной проблемы мыслителем приближается к авторам, придерживающимся представлений о самобытном, отличном от Европы историческом пути России. Изменение диспозиции «Запад – Россия» на антиномию «Запад – Евразия» мало что, на наш взгляд, меняет в главном. Несмотря на утопизм политической программы евра­зийства, в его историософской концепции можно обнаружить значимые и актуальные для настоящего момента положения. Идеологи евразийства выступали с идеей духовного единения народов России, при сохранении их культурного своеобразия, общего повышения духовно-нравственного потенциала личности, укрепления государственности. При этом можно обнаружить в учении евразийцев положения, свойственные русской религиозно-философской мысли в целом. В частности, весьма характерное убеждение в неуниверсальности европейской культуры и стремление противостоять внешней и насильственной европеизации, приверженность православным идеалам и защиту «подлинной национальной культуры». Эти положения позволяют без существенных противоречий утверждать идеал патриотического служения в многонациональной и многоконфессиональной России на современном этапе.

Публикация подготовлена при участии Международного фонда поддержки правовых инициатив

Источник. www.argumenti.ru

Ссылка. http://argumenti.ru/society/n496/407585